- Если вы договорились, собирайте стоянку - и трогаемся, - сказал им Тирис. - По пути расскажете, что успели разузнать сами, мы расскажем, что заем сами. Попробуем сложить наши знания воедино: одна голова две не перемудрит.
С этими словами он вложил стрелу обратно в тул.
- Этого воина называют Айниром, - указал он на светловолосого рослого эльфа, - а этого, - он повернулся к сильву с темно-русыми волосами, - Туок Молчаливый. Он нем с малолетства, зато Мать возместила ему эту утрату, заменив на отменные чутьё и слух. Наш язык он понимает, с языком людей - похуже.
Когда их представляли оба эльфа чуть поклонились, но луки не убирали: старший не давал им знака, следовательно, пока чужаки были вне группы.
- Раз условия и цели охоты всех устраивают, - продолжил Тирис, - ударим по рукам.
И он протянул в сторону Гвиденьяра и Гуннара руку раскрытой ладонью вверх - в знак доверия и расположения. Таков был старый обычай: когда договариваешься с чужаками, нужно бить по рукам, если рассчитываешь, что они будут прикрывать тебе спину. Если чужак и сильв били по рукам - чужак был дорогим гостем на родной земле эльфов, но за нарушение договора нёс ответственность по обычаю. Если же подвергался насилию сам бивший по рукам чужак, тот, кто бил с ним по рукам и не уберёг гостя, отвечал перед старейшиной. Пришлый, не бивший по рукам, даже под почётным кортежем сильвов оставался пришлым: за его рану и смерть, по правде, не отвечал никто.
Возможно, поэтому стоило бы считать жест языка и старейшины клана Лозы опрометчивым, но он хотел показать своё доверие и чувствовать надёжное плечо в опасной охоте.

Гуннар тоже пожал эльфу руку в знак доброй воли. Времени оставалось все меньше, поэтому действовать нужно было быстрее, а с каждым потраченным часом оборотень мог уходить все дальше, ведь никто, кажется, не знал, где находится его логово? Скорее всего так и было, иначе бы эльфы давно разобрались с этой проблемой в своих владениях.
Они быстро собрали лагерь и отправились дальше, теперь уже пополнившимся составом. Теперь Гвиденьяр и Гуннар сопровождались эльфами. Спустя некоторое время Гуннар подошел к Тирису:
- Как давно этот оборотень терзает лес, мастер Тирис? - это было не простое любопытство. Если этот варг живет в лесах достаточно давно, он либо не забредал так близко к дому Гуннара, либо обходил его стороной. Случайность или что-то другое? Мысль о том, что этот варг мог быть знаком ему  не давала Гуннару покоя.

Солнце уходило за макушки деревьев. Отряд пробирался под кронами буков и вязов, здесь темнело быстрее. Вскорости двигаться впотьмах станет невозможно и опасно, тогда им придётся встать на ночной бивак. К счастью, хвороста было достаточно, а глаза эльфов были хорошо приспособлены к ориентированию в сумерках. "Первым в дозор станет Туок, потом его сменю я", - рассуждал Тирис. - "Под утро можно и кхаспида разбудить..."
- Что-то не так, - прервал его размышления голос Гуннара. Отшельник последний час как-то изменился, словно рысь, напавшая на след. Его ноги ступали тише, сам он стал ещё более нем и сосредоточен. Он стал словно охотничья собака, выискивавшая след. Видимо, сущность оборотня говорила в нём. И вот теперь он, кажется, что-то нашёл.
- Гуннар, что ты учуял?

Ночь наполнилась ночными звуками, освещаемая персиковой косточкой прибывающей луны, уже почти полной. Несмотря на сильное желание отшельника встать в первую стражу, на первое дежурство заступил Туок. Туок был хорошим следопытом и опытным воином, однако, он был нем. Случись ночью опасность, ему бы пришлось затратить больше времени на то, чтобы предупредить спутников, потому он заступал теперь, пока все ещё готовились ко сну.
- Если так велико желание, Гуннар, - сказал он отшельнику, проверяя снаряжение у разожжённого костра, - встанете на часы вторым. Под утро встану я сам.
Когда вопрос о смене часовых был улажен, Тирис, стал готовиться ко сну. Поужинал под нехитрую беседу со спутниками парой длинных тонких кусочков вяленого мяса и горсточкой орехов, запив это водой. Проверил снаряжение, закрыл тул со стрелами, снял тетиву с одного из плеч лука и намотал её на лук. Закутавшись в одеяло, он лёг у костра, расположившись между огнём и своим снаряжением.
- Да ниспошлёт мать Сильве тихую ночь, - пожелал он благосклонности богини для себя и своих сортаников.
Одновременно расположился на ночлег и Айнир.

Отредактировано Тирис (13-10-2015 02:25:33)

В это время отшельник как раз стоял на страже лагеря. Ночь была темной и холодной, а в лесу она была еще темнее, но Гуннара не смущала ни темнота, ни холод, ни даже громкий вой, разразившийся, как гром среди ясного неба. Больше всего его волновало лишь то, что с каждым часом, приближающим полнолуние, зверь в его сознании все сильнее и настойчивее скребется в стены своей темницы желая выбраться. Каждый раз он представлял себе этого большого черного волка с затянутыми красной пеленой глазами, невообразимой жаждой крови, монстра, что алкает лишь крови и сырого мяса. И он хотел свободы.
Будить никого не пришлось, его спутники, знакомые не по наслышке с возможностями варга, уже подскочили и спешно снаряжались для предстоящий охоты. Гуннар достал свой томагавк из-под шкур. Он уже проверил экипировку три или даже четыре раза, как ему и велело нехорошее предчувствие, и теперь охота начиналась по-настоящему. Только на них. Впрочем, пять хорошо подготовленных охотников, среди которых есть и лучники, могли доставить определенные проблемы нападавшему, но это в любом случае был бы непростой бой. Пощада, жалость, страх, усталость - были неведомы оборотню, идущему по следу своей добычи, а тем более вкусившему или почуявшему запах крови. Даже чувство боли притуплялось перед нескончаемым желанием убивать и рвать на куски. Такой противник был опасен не мастерством или продуманной тактикой охоты, но своим безумным упорством, нескончаемой яростью и холодной ненавистью. Кто-то скажет, что острие меча или свист стрелы - все еще лучшее оружие в этом противостоянии, но тот просто не встречался с проклятым, алчущим крови оборотнем.

Обеннувшись, Гуннар увидел ненавистное растение в раках эльфа, Зверь в голове при этом начал метаться в застенках сознания, отчётливо понимая, чем грозит ему этот мелкий корешок, однако, это лишь усиливало ненависть и жгучую ярость. Ах, если бы лишь таким простым средством можно было сдержать волчью сущность в её темнице, жизнь стала бы гораздо и гораздо проще.
Сейчас Гуннар уже отчётливо чувствовал, как слабеет его самоконтроль в безразличном и холодном свете луны, как ветшают с каждой минутой цепи, а стены рассудка осыпаются под невыносимым давлением желания убийствать. И ещё был смертельный голод и жажда испить горячей крови. Оставаться в компании охотников было опасно, причём для всех, включая самого Гуннара.
[dice=3872-1936-2:6:0:]
Собрав всю волю в кулак, Гунн со всей силы стукнул им, приструнив неугомонного волка. Оскорбленный зверь отодвинулся в уголок, то скуля, то срываясь на рычание, но все же затих. Теперь оставалось лишь ждать.

Они знают, все знают! Пустят ему стрелу в спину при возможности, чтобы избавить мир от проклятья. Гуннар был уверен в этом. Паранойя его, подпитываемая страхом перед зверем, неуверенностью и приближением полнолуния усиливалась, отстраняя на задний план рациональность и здравомыслие. Как удобно, двух оборотней за одну охоту. С другой стороны, он мог бы убить его уже давно. Как давно знает охотник? Из всей компании, Гуннару больше всего не хотелось, чтобы он знал. Но с этим уже ничего не поделать.
[dice=11616-1936-2:6:0:]
Невероятных усилий стоило ему удержать себя вновь от одного лишь шага, который бы неминуемо превратился бы в бег подальше от охотничьей компании. Гуннар протянул топор, готовый к любому развитию событий.

Отредактировано Гуннар (07-03-2016 10:33:59)

- Я бы и сам этого хотел, но, к сожалению, я на стороне луны.
С минуты на минуту начнется схватка, не сулящая ничего хорошего никому из них. Где-то там, сквозь вплетенные в мрачный узор темноты ветки, продиралась, возможно, их собственная смерть, покрытая черной шерстью и с острыми, как бритва когтями. А округлый диск полной луны уже был готов вывалиться в далекие небеса, чтобы одарить смертных своим холодным светом, вот только для Гуннара это означало крах всех надежд и мечтаний. И даже несмотря на то, что охотник был настоящим профессионалом в истреблении нечисти, после схватки с другим оборотнем, он наверняка будет ослаблен, как и эльфы, если все они вообще выживут. Смогут ли они продолжить борьбу с проклятьем, захватившем на этот раз их бывшего союзника. Гуннар не зря стал отшельником, и убийство товарищей сведет его с ума. Или он погибнет в попытке сотворить это зло.
Эти мысли явно не способствовали поддержанию равновесия в его душе. И самообладание потихоньку покидало его, однако, слова Гвиденьяра внушили ему необъяснимую надежду и, вопреки весьма скверной ситуации, немного успокоили. Едва ли сомневающийся, находящийся на грани превращения в варга оборотень был сейчас наилучшим союзником, но выбора ни у кого не было. Гуннар собрался, прикрыв глаза, глубоко вздохнул и сжал в руке свой томагавк. Если мне суждено умереть здесь, я готов. Лучше в бою с оборотнем, чем с товарищами.

Разумеется, время для светских бесед было неподходящим, но пока эльфийские луки пели свою трель, Ганнар решил воспользоваться минутами, оставшимися до боя. Он должен был быть уверен, должен убедиться, и весьма успешно перед ним стоял сейчас тот, кто наверняка знает ответ на мучающий отшельника вопрос. Вопрос, который, наверное, мучает любого проклятого варга.
- Гвиденьяр. Скажи, можно ли снять проклятье или подавить реакцию на луну? Любыми способами... - Он не смотрел в глаза собеседнику, буравя взглядом непроницаемую маячащую впереди темноту леса. Если кто и знает, так это он.
Гуннар боялся ответа так же сильно, как и желал узнать его, но выбор был сделан. Вполне вероятно, что за прошедшее с его обращения время что-то могло измениться, кто-то нашел способ, или маги придумали какую-то... магию. Черт его знает - в этом Гуннар не разбирался, но было бы глупо не попытаться. Независимо от ответа, он должен был еще кое о чем попросить охотника, но это потом...