Альта, выгнув бровь, с лёгкой усмешкой наблюдала за стараниями сестры отнять у неё сумку, на все эти потуги она молча качала головой, не давая Сарти заболтать её и добиться своего. В итоги младшая отстала от неё, пробурчав, что-то отдалённо похожее на угрозу. В ответ она получила искренней смех старшей. Ретта понимала, что в комнате в трактире её ждёт взбучка, но не боялась ни капельки. Привыкла к этому за годы время странствий.
Правда через десяток шагов поняла, что и сама сделала большую глупость. Сравнение с перегруженной вещами ослицей приобрело ещё более яркую окраску, так как теперь уже и сама Альта понимала это. Тащиться в хвосте процессии, не имея возможности поговорить с менестрелем, их попутчиком, Альте не нравилось и, можно сказать, этот факт раздражал её.
А Ленри словно почувствовала это, вновь оказалась рядом и принялась уговаривать упрямую старшую сестру отдать сумку. Когда девушка раз десять заверила недоверчиво выгибающую бровь Альту по поводу того, что не сама потащит эту тяжесть, а повесит её на Арка, девушка всё-таки послушалась. Тяжесть уменьшилась минимум в полтора раза, а нога из-за переполнявшего её чувства благодарности заболела сильнее. Однако Ретта не показала это и всё с таким же недоверчивым и мрачнеющим с каждым мгновением лицом наблюдала за потугами сестры превратить обычную сумку в чересседельную. Через минут пять возни Сарти отправилась договариваться с Арком, а молодой оборотень прибавила шагу, во-первых, догоняя Майро, а, во-вторых, просто согреваясь.
Трактир призраком-миражом маячил впереди, заставляя мысли Ретты всё время переходить на тему тепла и горячего супа со свежим хлебом. Гитара всё-таки продемонстрировала свой характер – свалилась с плеча, правда тут же была водружена на место. При этом всё это действо сопровождалось таким страдальческим выражением лица, что будь у инструмента глаза и умей он видеть сквозь чехол – постыдился бы и навсегда зарёкся так вести. Но это всё мечты несбыточные, со строптивой старушкой, служившей верой правдой ещё отцу Альты, у девушки давно сложили дружески-враждебные отношения. Именно так – дружески-враждебные. Инструмент вечно норовил остаться где-то, свалиться, потеряться, расстроиться, струны его лопались в самый неподходящий момент, больно задевая пальцы и самолюбие девушки, а так же влияя на оплату концерта. В отместку девушка порой сама оставляла его где только можно и нельзя, роняла, ругала, проклинала, царапала, таскала в леса, носила в зубах и прочие кощунственные вещи. При этом именно гитара спасала девушку от смерти от голода, когда денег было не шиша, а работать по профилю наёмника она не могла из-за ранений, она помогала отвести от себя глаза – кто заподозрит в невинном менестреле, распевающем песни о любви, кровожадного оборотня? Лишь старые «ищейки», молодые же «шавки» пройдут мимо, да ещё и монетку кинут за хорошую песню. Да и если в комнату залезал вор, первой, ещё даже до нюха, предупреждала об этом гитара – она каким-то мистическим образом оказывалась на пути незадачливого воришки и издавала при падении или задевании её рукой противный режущий острый звериный слух звук, от которого Ретта и просыпалась. Короче, стоит прекратить эти длинные рассуждения на тему взаимоотношения инструмента и её хозяйки, а вернуться к реальности, что Альта и сделала.
Она с удивление отметила, что до трактира осталось всего ничего, что разговор вовсю продолжается, а Аркунов аки навьюченная лошадка тащит сумку Сарти.
Ретте пришлось быстро навёрстывать пропущенное, внимательно слушая, о чём говорят. Оказалось, что разговор ещё недалеко ушёл и можно в него и ей вступить.
- Мы не так уж и часто выступаем вместе, Майро, точнее поём дуэтом. Чаще звучит либо гитара, либо лютня. Хотя, как Сарти сказала, некоторые песни требует этого странного дуэта. Но, неужели, сами мы, путешествующие вместе, сёстры, не являемся доказательством возможности самых странных дуэтов? – на губах мелькнула улыбка, пришедшая из-за осознания того, что Майро даже и не догадывается и может не узнает о том, насколько их дуэт странен. – На всё воля Судьбы, как она плетёт Нити, так и происходят, хотя, признаю, выбор, по какой из возможных путей пойти, у нас есть и он немаленький.
Девушка чуть дёрнула левом плечом, всё так же стараясь прятать правую руку под плащом.
- Да нигде, кроме Катории, нет таких зим, мы и в этом отличились, - со смешком произнесла она уже у самых дверей трактира.
В лицо пахнуло ароматным теплом и до слёз знакомыми запахами. На губах расцвела улыбка, которую можно увидеть у человека, который попал домой. Да, именно домой Ретта и пришла. Дядя Фрайм, который иногда захаживал к ним домой, а потом, когда Альта в первый раз сбежала из дома, приютил её, стал для девушки родным, действительно дядей.
Вот и сейчас Ретта, как и три года назад, девушка обвела взглядом помещение. Ничего в обстановке не изменилось – те же дубовые столы и лавки, та же стойка, бочонок, притулившийся в уголке, кажется, до сих пор и остаётся пустым. Только люди сидят здесь другие, хотя некоторые лица и знакомы молодой наёмнице.
Фрайм обнаружился на своём привычном месте – на табурете за стойкой. Табурет сломан, но какое это имеет значение для пусть старого, но ещё ловкого Кота? Да никакого. Он отлично удерживает равновесие и с удобством устроился на нём. Трактирщик было скользнул скучающим взглядом по лицам новоприбывших и собирался отвернуться, как до него дошло, что это не обычные гости. Лицо сразу приобрело приветливое и довольное выражение, словно он ожидал появление Альты и Сарти у себя.
Ретта тихо вздохнула, догадываясь, чем вызвана эта радость. Либо в лесу очередной раз этот старый… разгильдяй (не будем обижать родственников) прикормил какую-нибудь тварюшку… либо…
Ретта резко прибавила шаг, обогнала и Майро, и Сарти и уже через несколько секунд оказалась подле Фрайма, нервно прищёлкнула пальцами, вздохнула и выдавила из себя улыбку.
- Здравствуй, Фрайм… отец… Написал? – эти слова она выдавила полупридушенным шёпотом поинтересовалась она, нервно тарабаня по столешнице.
Науми лишь кивнул и протянул ей сложенный вдвое листок.
- Он  пишет, что твоя мать очень беспокоится и спрашивает, почему ты не пишешь в ответ и не появляешься дома, - тихо произнёс он, девушка выдавила из себя вымученную улыбку и не стала даже напоминать, что читать чужие письма.
Она взяла листок и нашла глазами сестру, потом вновь повернулась к Фрайму.
- Наша комната свободна? – в ответ молчаливый кивок, Фрайм всегда знал, когда лишнее слова может сломать тот прутик, сдерживающий лавину. – Хорошо. Сарти, пожалуйста, оттащи вещи да и оденься во что-нибудь сухое… и ради всего Святого и Нечистого, не спорь… пожалуйста. Как вернёшься… тут весточка от родителей.
Это девушка сказала уже сестре, подойдя к ней почти вплотную. Про Майро она словно забыла, хотя почему словно? Письмо выбило её из колеи, напомнило о доме и спокойной жизни. Каждый раз, когда они останавливаются в трактире Фрайма, их ждёт письмо. Иногда Ретта даёт младшей его прочитать, а порой даже и сама не смотрит, отдаёт Фрайму, чтобы не бередить душу.
Девушка отошла к свободном столику, скинула с себя плащ, потом вернулась обратно, так как при себе чернильницы и пера не имела. Она собиралась ответить отцу, впервые за почти полтора года.
Получив у Фрайма и бумагу, и письменные принадлежности, девушка уселась за стол и, забыв о том, что она не хотела пугать окружающих своей рукой, принялась читать.
«Дочка, милая, как ты? Почему не пишешь? Почему от тебя лично не приходит весточек? Почему молчит Сарти? Неужели ты не говорила младшей о том, что я вам писал? Мама очень волнуется, вы ушли, не сказав ни слова, ночью. Да, я догадывался, что вы именно так и сделаете, но могли были бы оставить ей хоть какое-то сообщение!
Я слышал о ваших приключениях и горжусь моими дочерьми. Вы уже зарабатываете себе имя и статус среди наёмников, чем я рад, хотя и опасаюсь за вас. Жизнь наёмника очень тяжело для молодых девушек, хотя я и не имею права вас удерживать. Собственно и тогда не имел, хотя Куна и просила пойти за вами и вернуть обратно. Но я об этом уже писал и очень надеюсь, что вы хотя бы прочли прошлые письма.
Дома всё спокойно, но до нас дошёл слух, что по трактам рыскают Охотники, мама очень просит вас вернуться, хотя я считаю, что бежать от опасности – стыд. Но, если действительно запахнет травлей, вам действительно лучше вернуться… но я знаю, что ты никогда не послушаешь меня, но передай об этом Сарти! Может она решит вернуться, хотя я очень в этом сомневаюсь. Вы пошли в меня, никогда не бежите от врагов и неприятностей.
А ещё, мне очень интересна судьба пропавшей карты. Моей карты. Хотя, можешь не отвечать, я итак знаю, что её взяла либо ты, либо наш чертёнок.
Куна спрашивает, может Сарти нужные какие-то травы? Мы можем переслать их Фрайму, да и вообще ваша мать очень хочет вас увидеть. Может уважите стариков? МЫ же не запрём вас, всё равно сбежите…
Ещё мама беспокоится, потому что Фрайм, старый идиот, (зачёркнуто много раз) написал о том, что вы возвращались ранеными. Мои попытки объяснить Куне, что жизнь наёмников не сахар, и с ними не обращаются как с эльфийским хрусталём, успехом не увенчались. Надеюсь, что мой драгоценный друг, который конечно же прочитал это письмо, в следующий раз подумает, прежде чем писать.
Я очень хочу узнать, жива ли ещё моя гитара, или вы с Сарти её на пару отправили в мир иной. А Так же вообще узнать, как у вас дела.
И напоследок: ДАЙ ПРОЧИТАТЬ ЭТО ПИСЬМО СВОЕЙ СЕСТРЕ!!!
На этом всё, я очень надеюсь получить ответ. А ещё… Да хранит вас Судьба! Береги младшую, а ты, младшая, заботься об Волчонке, кроме тебя никто не поднимет эту упрямицу на ноги.
Мы вас очень любим, наши дорогие, скучаем. Как бы там не говорил муж, я понимаю, что тех, у кого в крови ветер, не удержать в четырёх стенах. Но я за вас беспокоюсь! Берегите себя. Альта, если что-то случится с Сарти, я этого не переживу! Сарти, если ты потеряешь свою Старшую – я больше тебя и знать не пожелаю.»
Ретта тяжело вздохнула, дочитав письмо, прикрыла глаза, так и представляя, как отец пишет своим крупным почерком, словно специально почти укладывая каждую букву набок. Пишет быстро, резко, поэтому кое-где видны чернильные пятна,  она сама так писала. Хотя её почерк был ещё более нечитаем, чем отцовский.
У матери тоже не очень понятный, только наоборот очень мелкий и очень округлый, смахивающий на эльфийское письме, поэтому на общем трудно разобрать слова.
От этих воспоминаний к горлу подкатил комок. Чтобы она не говорила, как бы ни пыталась думать – она скучала по своей семье, по родителям и дому.
Девушка взяла в руки перо, развернула лист бумаги. Большую часть письма будет делать сестра, сама она напишет не так уж и много.
«Здравствуй, отец, светлого неба, мама, со мной всё нормально. Не слушайте старого сплетника Фрайма, я цела и более чем невредима, а если что Сарти подлечивает мою шкуру. Не писала я из-за того, что была занята. Работы много, как ты правильно сказал, отец, зарабатываю своё имя и связи, иначе не выжить в нашей холодной стране, где людям некуда деваться – либо в охотники, либо в наёмники, либо в разбойники. Гитара более чем жива, хотя испортила мне огромное количество нервов, но я её берегу, к тому же она спасала в безработные дни меня от голода.
Нет, я не вернусь домой и скорее всего в ближайшее время не смогу вас навестить, не поймите меня не правильно, я верю, что вы не запрёте меня и не посадите на цепь, просто не могу. Отец, ты должен понять, почему.
Мам, не волнуйся, позабочусь я о своей сестре. Да и она меня в трудную минуту не бросит. А о приключениях наших лучше Фрайм напишет или Сарти.»
Вместо подписи – изображение волчьей морды, так всегда заканчивал письма отец, Ретта переняла у него эту привычку.
Как только Сарти спустится, она прочитает это письмо и сможет написать ответ. Ретта устало опустила голову на руки, чувствуя лбом жар правой руки. Она ненавидела врать, но как успокоить маму? Да никак, только сказать, что с ними обращаются как ос стеклянными. Отец поймёт, отцу тайно напишет Фрайм. Правду. А это письмо прочитают оба родителя. Может потом она напишет письмо лично отцу и лично она сама.