Хельга

Хельга по приказу начальства вынуждена была отправляться работать в темницы. Она плохо справилась с поручением, так что должна была получить наказание. Пусть этого не сказали ей прямо, как любил выражаться один ее знакомый – в лоб, но девушка прекрасно понимала, почему вместо уже ставшей привычной работы курьера Ордена отправляется помогать тюремным надзирателям.
Выбирать Хельге не приходилось. Откажись она – и тут же окажется за ворота Ордена, на вольных хлебах, где ей вряд ли светит что-то хорошее. Со временем, конечно, можно приспособиться, но первое время будет очень тяжким. Девушка не жила вне Инквизиции, а затем Тюльпана. Не представляла каково это – не иметь того, на кого можно опереться в случае чего. На Тюльпан было можно, хотя ив очень ограниченных рамках.
Хель уже приходилось бывать в темнице. Видеть узников, кричащих вслед похабства и оскорбления, особенно, когда они видели, что по темному тюремному коридору идет, втянув в голову в плечи и пытаясь не слушать криков, и стараясь проскочить как можно быстрее всего лишь девчонка. Некоторые тянули к Хель руки, пытаясь ухватить ее. Одному безумцу это даже удалось, хорошо, что подоспел надзиратель, иначе, наверное, все не закончилось бы синяком на запястье, еще долго нывшим.
В этот раз мало что изменилось. Все те же крики, несшиеся вслед Хельге, торопливо шагавшей с миской еды мимо узников. Заключенных стало еще больше. К тем, кто оказался тут еще при Святой Инквизиции, прибавились те, кто пытался воспротивиться падению её колосса. Инквизиторы всегда были консервативны по своей сути и это погубило некоторых. Они попали в застенки Тюльпана за то, что отказались сменить сторону, хотя по сути менялось только название и руководство. Но это на взгляд Хельги.
За размышлениями девушка как-то незаметно дошла до нужной камеры. Тряхнула головой, отгоняя ненужные сейчас мысли, отчего из рыжей косы выбилась непокорная пушистая прядка. Если бы не миска с едой для узника в руках, то Хельга ущипнула бы себя. Обитатель, если можно так выразиться о заключенном, камеры вдруг показался девушки подозрительно, до боли знакомым.

Хельга
Если узник, которому Хельга принесла еду, со спины показался знакомым, то, когда мужчина повернулся, девушка замерла удивленно, едва не выронив миску с каким-то варевом, очень и очень отдаленно напоминающим кашу, из рук. Она знала этого человека. Буквально пару недель с ничтожным хвостиком назад Гидеон, которого Хельга свои случаный прибытием в его дом выдернула из привычной жизни (хотя, на взгляд девушки, это было, скорее, существование и прозябание) проводил ее до столицы и они расстались. На довольно оптимистичной ноте, кстати говоря. И тут…
Хельга наклонилась под радостное улюлюканье других заключенных, поставила миску с варевом на грязный каменный пол, покрытый щербинами, и достала из внутреннего кармана ключи от камеры. Надзиратель, мрачный детина с бородой-лопатой, сказал, что данный заключенный вполне адекватен и безопасен, так что она вполне может войти в камеру. Длины цепи на его ноге, мол, позволяет вполне спокойно поставить миску у входа, где заключенный сможет дотянуться и так же спокойно уйти. Теперь сомнения Хельги в том, что она сможет без проблем уйти из камеры превратились из смутных опасений в твердую уверенность. Она знала этого человека, и что-то внутри противилось тому, что теперь он – преступник, узник темницы Ордена. Как он сюда попал? Это же блок для богохульников, еретиков, преступников и прочих не вполне адекватных личностей. Гидеон же показался Хель вполне приятным мужчиной. Неужели ее впечатление об этом человеке оказалось столько обманчиво?
Глухо щелкнул, открываясь, замок. Хельга наклонилась, подняла с пола поставленную миску с варевом и вошла в камеру.
- Я сама здесь гостья, чему и рада, признаюсь, - тихо сказала девушка, рассматривая Гидеона. Ей показалось, что за время, прошедшее с тех пор, как они виделись в последний раз, мужчина как-то похудел, осунулся. Хотя, может, она просто пристрастна? – Я расстроена, что мы встречаемся в таком месте и при таких обстоятельствах, - вздохнула Хельга, протягивая Гидеону миску с едой. Она не могла просто поставить ее на пол и уйти, как непременно сделала, будь на месте этого человека любой другой заключенный. Сейчас же девушке хотелось бы получить ответы на некоторые свои вопросы. – Как ты оказался здесь? – девушка нахмурилась. – Что с тобой произошло?

Хельга
Цепь как-то печально и неестественно громко звякнула о каменный пол, когда мужчина поднялся, чтобы забрать еду из рук Хельги.
- Тот самый? Отступник и бунтарь?! - ахнула девушка. В ее голове с трудом укладывалось, кого она умудрилась вытащить из глубинки на свет Триединого, с кем держала путь и ночевала у одного костра. Сказать, что Хель была удивлена – ничего не сказать. Девушка пребывала в состоянии, близком к истерике. Мысли носили в голове хороводом, но ни одна из них не была дельной. Ей столько приходилось слышать об этом человеке, которого люто ненавидело новое руководство Ордена, столько пошептов от тех, кто имел дело с Гидеоном или шел по его следам в надежде поймать и доставить в Тюльпан… Думала ли она, что когда-нибудь ее путь и путь этого мужчины пересекутся? Нет, конечно, нет. В ее головке такая мысль не имела шансов поселиться. А вот поди ж ты…
Хельга слышала много нехороших, страшных вещей о Гидеоне, по рассказам он был очень опасным человеком, но почему-то его не боялась. Даже жалела. Возможно, свою роль тут сыграло время, проведенное с ним в пути, и то, что надзиратель счел Гидеона достаточно безопасным, чтобы отправить к нему девушку с едой, а не пройтись самому.
- Пожалуйста, я всегда рада помочь, - машинально, не особенно задумываясь, что говорит, ответила Хельга. Погрузившись в свои мысли, она как-то совершенно не заметила, когда мужчина приблизился к ней почти вплотную. Очнулась девушка лишь тогда, когда Гидеон мягко забрал у нее миску с варевом, гордо именуемым едой. – Как?! Почему?! Зачем ты это сделал?! Зачем пришел к ним сам?! – только сейчас до сознания Хель дошла вторая часть фразы мужчины. Он сдался добровольно, но почему? Неужели устал бегать и скрываться? Так ведь потеряли его след, к чему выбираться из той глубинки? Факты оказались квадратными, а голова Хельги, как и положено, круглой, что создавало определенные затруднения.
Гидеон отошел и уселся на куцую кучку соломы в углу своей камеры,а курьер Ордена так и осталась стоять, застыв, словно прижизненный памятник самой себе, у входа.
- Я проштрафилась, - пожала плечами Хельга, почему-то честно ответил на поставленный вопрос. – Плохо выполнила задание. Мне, конечно, не сказали, что отправка сюда – мое наказание за ошибку в работе, но ведь все и так понятно, верно? – Хельга горько улыбнулась. И сейчас в темнице Ордена могли работать только сильные духом, устойчивые. Девушка боялась, что в какой-то момент попросту сломается.

Хельга
- Мало ли я тут пропишусь на вечное пребывание, - хмыкнула Хельга, ничуть не хуже Гидеона понимавшая, что ей светит от Ордена за такую беспечность. Столько времени провести бок о бок с отступником и не сдать его Тюльпану! Просто потому, что не узнала его лицо, хотя руководство добросовестно снабжало всех своих подопечных, включая даже такую мелочь, как курьеры, довольно поганого качества портретика с изображением физиономии Шпренгера. Последнюю такую листовку Хель, не глядя, сунула куда-то в сумку. Кажется, чуть позже она завернула в нее кусок колбасы.
- Твой след потеряли, - честно сказала девушка. – А я тебя, как ты уже догадался, не узнала. Ты мог и дальше оставаться в той избушке и никто, никогда не догадался бы, куда подевался Гидеон Шпренгер. Просто не связали бы замкнутого небритого мужика, одетого невесть во что, с тем человеком, которого я вижу сейчас перед собой. Ты сглупил. Неужели думал, что я тебя сдам Ордену? – и осеклась, осознав, что невольно выдала свое отношение к Ордену, частью которого вообще-то является. Хель была искренне преданна Инквизиции, многое ей давшей и в свое время удержавшей на плаву, но Тюльпан, пришедший на смену ей. Они смирилась, но не могла быть также верна ему, как Инквизиции. Что-то внутри противилось. Верность Тюльпану казалась Хель чем-то сродни предательству, ведь Орден отправил в темницы, а то и на свидание к праотцам часть тех, кого она знала и любила. Жаль, что у нее не доставало сил и решимости начать свое существование отдельно от цветочных.
- Я не вижу здесь добра, - мрачно и серьезно сказала девушка подошедшему к ней почти вплотную инквизитору. Что хорошего во встрече в темницах? Странно, но Хель жалела этого неуемного бунтаря, обладавшего какой-то своей странной, непостижимой логикой. Где-то в глубине души было даже робкое желание помочь ему, которое девушка упрямо душила в себе, дабы не оказаться в соседней камере.
- Хорошо, я тогда пойду, - как-то робко и неуверенно пробормотала Хель, попятившись назад.
Щелкнул, закрываясь замок камеры. Словно отмечая какую-то новую веху в жизни курьера. Сложно было видеть того, кто знаком тебе тут, в темницах, на жалкой горстке соломы. Хельга, наверное, сойдет с ума, если ей вдруг приведется пойти в инквизиторский блок и она увидит среди узников того, кого хорошо знала.

На следующий день еду Гидеону принес мрачный надзиратель. Инквизитор будто накаркал и Хель действительно отправили разносить обеды в соседний блок. Это даже оказалось тяжелее, чем она ожидала.

Через два дня Хельга снова появилась возле камеры Гидеона с миской еды. Бледная, словно осунувшаяся, с залегшими под глазами тенями. Знакомых лиц оказалось слишком много, чтобы девушка сумела переварить это так просто.

Хельга
Вместо приветствия Гидеон набросился на Хельгу с вопросами. Девушка ожидала чего угодно, но только не этого. Молча сунула в руки инквизитору миску с варевом, гордо именующимся кашей, и отошла к решетке, облокотившись на нее спиной. Сдержаться и не всхлипнуть удалось с трудом.
- Нет, что ты, нет, - Хель пожала плечиками. – Я работала в соседнем блоке, - на несколько минут девушка замолчала, собираясь с духом и подбирая словами. – Лучше бы я не видела. Я словно предала многих из тех, кого знала и любила, понимаешь? – Хель все же не выдержала и едва слышно всхлипнула. – Нет, наверное, не понимаешь. Ты ведь остался верен Инквизиции, - взгляд девушки был устремлен на стену чуть выше головы Гидеона. – Они сидят в камерах, как звери в клетках. Едят эту, с позволения сказать, кашу. Могут в любой момент узнать, что завтра их казнят. А я на свободе, потому что сумела перестроиться, - Хельга снова замолчала, закусив губу. Ей нужна была пара минут, чтобы справиться с эмоциями, бившими через край. – Там, в темницах соседнего блока десятки тех, кого я знала. Некоторые даже не хотели смотреть на меня и я понимаю их и не могу осуждать. Знаешь, кое-кто из них уже не похож на человека. Больше напоминает призрака, бледную тень того, кем был когда-то. И мне больно от того, что ничем не могу помочь хотя бы одному из них, - Хельга обняла себя за вздрагивающие плечи. И снова умолкла, пытаясь вернуть себе контроль над непослушным голосом, так стремящимся сорваться на крик. Но нельзя, нельзя было позволить себе эту слабость. Нельзя было даже перейти с полушепота на что-то более громкое. Потому что вокруг – десятки ушей, еретики и дегенераты (странно, что Гидеона определили именно в этом блок, а не в инквизиторский), которые запросто могут наябедничать надзирателю. Чтобы им улучшили условия. Или чтобы у других жизнь стала еще менее медовой, чем у них. – Я совершенно запуталась, и не знаю, что мне делать. Как правильно поступить? Я не могу спать ночами с тех пор, как побывала в инквизиторском блоке. И, если честно, никак не могу понять, зачем мне показывали все это. Меня терзают смутные сомнения, что все это – неспроста. Если только от перехлестывающих эмоций у меня не началась паранойя.

Хельга вышла из камеры Гидеона, не сказав ни слова, и, гулко цокая каблучками, стремительно удалилась во двор темницы. Девушке хотелось запереться в своей каморке под самым шатром одной из башен крепости, окружавшей мрачное место заточения тех, кто осмелился перебежать дорожку ранее великой и грозной Инквизиции, а теперь жалким ее остаткам, гордо именующим себя Орденом Белого Тюльпана. Гидеон сказал ей так много, так прямо, что Хель не нашла ничего лучше, чем уйти. Потому что в голове роились мысли. Мысли, отнюдь не самые безопасные. ОБТ слаб, но у него вполне хватит сил на то, чтобы задавить девчонку-сироту, вдруг вздумавшую роптать.
На сегодня у Хельги больше не было никаких поручений, так что остаток дня девушка просидела в своей комнатке, мучимая тяжелыми мыслями о том, как будет правильно поступить в данной ситуации. Вариантов было множество, но они либо требовали переступить через себя, через свои принципы, либо подвергали жизнь девушки значительному риску при малой вероятности достижения значимого результата. Хельга забылась тяжелым сном уже ближе к рассвету. Девушка дремала, облокотившись спиной о кровать с куцым матрасом из сена и уронив голову на грудь.
Разбудил Хельгу старый тюремщик. Выглянув из узкой бойницы, девушка увидела, что на поле перед крепостью многолюдно, шумно и светло от десятков факелов. Кое-как заплетя косу, засунув ноги в несколько великоватые сапоги, выданные перед самым отъездом сюда, и набросив на плечи потрепанную временем и приключениями на должности гонца кожаную куртку, Хель слетела вниз по крутой каменной лестнице и выбежала на стену. Там тоже было непривычно много народа. Весь гарнизон крепости-темницы высыпал на прясло. Мужчины шипели ругательства сквозь сомкнутые зубы. Особенно цветисто это у них выходило тогда, когда под ноги кому-нибудь из них попадалась Хель.
Воздух пах гарью от факелов, с поля неслись выкрики разной степени цензурности, среди которых явственно слышалось имя Гидеон. И Хельга вдруг кристально ясно поняла, что будет дальше: крепость удастся удержать. Наверняка, уже послан гонец в ближайшее отделение ОБТ. Даже если среди тех, кто сейчас вопил на поле, окажется кто-то, ранее бывавший в темнице и знающий тайный ход, то в столкновении крестьян с дрекольем и неплохо вооруженных и одоспешенных воинов Ордена выиграют, хоть и с большими потерями, последние. Тех смельчаков, кому удастся выжить в этой мясорубке, найдут и вздернут на суку позже, когда прибудет подкрепление. А Гидеона казнят. Во избежание.
Кому нужна какая-то мелкая девчонка, когда творится такое? Правильно, никому. Особенно после того, как десяток баламутов обнаружился внутри твердыни.
Хель удалось незамеченной проскользнуть в темницы, предварительно стянув большую связку ключей, в спешке и неразберихе, плохо спрятанную главным тюремщиком. Сердце в груди бежавшей по коридору девушки билось так, словно хотело проломить грудную клетку и вырваться наружу, в висках гулко стучал пульс. Вслед Хель неслись привычные крики заключенных, для которых девчонка была единственным развлечением. До этих мрачных подземелий еще не донесся шум от происходящего во дворе.
Затормозив у камеры Гидеона, Хельга сунула ключ в замок, попав только, наверное, с пятого раза. Руки тряслись. Ключ упорствовал в своих заблуждениях и никак не хотел проворачиваться в замке.
- Там, заваруха, - задыхаясь от бега, прерываясь через слово, выпалила девушка. – Люди требуют освободить тебя. Некоторые уже как-то попали во двор. Нужно уходить. Иначе тебя казнят, когда все это закончится.
В том, что это восстание будет задавлено в корне, Хель не сомневалась. Разница лишь в том, сумеет ли она вывести Гидеона и хотя бы часть оставшихся верными Инквизиции людей отсюда раньше. Тогда у них будет шанс все исправить.