Вильгельм, увидишь просторное тёмное помещение, - вход - по центру длинной стороны здания, - условно делящееся на три части: слева - кухня и стойка (потолок здесь есть), справа - зона с потолком, середина - узкая зона без потолка. У стены напротив входа - деревянная лестница без перил, ведущая на правый чердак - там рядами лежат тюки, набитые соломой и пара человек, пытающихся уснуть, если полезешь. Пол - дощатый, по нему тонким слоем разбросана солома. Слева, как я уже сказал, стойка во всю ширину помещения. Позади стойки - перегородка на две трети ширины помещения, справа примыкает к стене здания. Слева же, где перегородка не примыкает к стене - кухня: стандартная деревенская печь с плитой, у которой кашеварят ширококостая старуха и средних лет женщина. Доносится запах ячменной каши, капусты, чеснока и говядины. Тут же, слева в стойке сделана дверка, через которую две молодая конопатая каштановолосая девчушка, на вид годков четырнадцати-пятнадцати, разносит время от времени подносы с едой. Вдоль всей перегородки тянутся полки с деревянной, глиняной и, более скупого набора, оловянной посудой и стеллажи с глиняными бутылями, а справа, у стены - вход в погреб. За стойкой - коренастый и рябой, с проплешиной на лбу, но при этом хорошо выбритым подбородком, широкими плечами и короткой шеей мужик в белом когда-то фартуке, протирает кружки и негромко ржёт над чем-то с посетителями. Рядом с ним бегает на подхвате шустрый конопатый и ярко рыжий мальчонка примерно тех же лет, что и подавальщица, то и дело уносящийся в погреб, принося оттуда пенящиеся кружки и потеющие кувшины.
Вдоль стен тянутся широкие лавы, окна из мозаики слюдяных ромбиков пока распахнуты. По залу подковообразным образом расставлены несколько столов, за каждым из которых уместится человек шесть. Где-то стоят скамьи, где-то - трёхногие табуреты с круглыми седалищами. Посередине этого "П" - длинная узкая жаровня, забранная железной решёткой и обложенная камнем. Кроме неё свет дают пяток масляных фонарей, развешанных на столбах-опорах по залу, и лучины у стойки. Ещё один фонарь закреплён на чердаке. У лестницы наверх стоит детина, гладко выбритый, короткостриженный, здоровый, но, видно ещё молодой мужик в простой одежде и грубом кожаном коротком колете. Он стоит, скрестив руки на груди и время от времени недобро поглядывает на тех, кто отвешивает "комплименты" подавальщице. Ещё один мужик, чем-то смутно похожий на первого вышибалу, только повыше, посуше и усатый, абсолютно молча, ведёт к выходу какого-то пропойцу, пытающегося что-то объяснить, заломив ему руку за спину. Выбросив того на улицу под одобрительные восклики и жестикуляцию, поминающую родню и, в особенности, мать потерпевшего, он присаживается на лавку у двери и продолжает осматривать зал, поигрывая в пальцах какой-то странной кожаной плетёнкой.
По стенам тянется обивка из простеньких вышитых, посеревших обоев, рыболовных и, реже и скромнее, охотничьих трофеев, вроде метровой сухой щуки или набора кабаньих клыков, а также чеканных блюдечек и лубочных картинок.
Среди посетителей, в основной массе крестьян, выпивающих, едящих, хохочущих, играющих в зернь и монетку, можно выделить тройку степняков (которые не цыгане, а немножко татары), сидящих в углу особнячком, довольно хорошо одетых, и компанию у стойки, ржущих над каким-то монахом, что-то яро им доказывающим.